Дневники сотрудника НКВД: документальное разоблачение сталинизма / составление, редактированик, комментарии
Анастасии Зеленковой. — Рига: ИБИК, 2019. — 256 с. : ил.
ISBN 978-9984-897-70-7
Идея проекта: Анастасия Зеленкова, Владимир Ятченя
Составление, редактирование, комментарии: Анастасия Зеленкова
Научные консультанты: Владимир Богданов, Дмитрий Дрозд
Книга основана на рукописях бывшего сотрудника НКВД Иосифа Ятчени. В них он описывает свою жизнь, которая проходила на фоне ключевых событий истории. Рассказывает о службе в царских войсках и в Красной Армии, о революции 1917 года, о работе в качестве резидента спецслужб. Пишет о том, как стал чекистом, а после оказался «врагом народа», подробно повествует о методах сотрудников НКВД, пытках, которые применялись в «американке».
В книге представлены материалы уголовного дела самого Иосифа Ятчени из Центрального архива КГБ Беларуси.
ОТ РЕДАКТОРА Паглядзець
Автора этих дневников нет в живых уже почти 35 лет. Эти записи — единственное, что осталось после него — свидетеля той страшной эпохи в жизни нашей страны. Это его правда и его оценка происходящего. Владимир Ятченя — внук репрессированного сотрудника НКВД Иосифа Ятчени — передал мне, журналисту «Салідарнасці”, рукописи своего деда, которые хранил несколько десятилетий.
Странное, скажу, ощущение: держать в руках записи давно ушедшего из жизни человека, знать ответы на вопросы, которые он задаёт, но не иметь возможности ответить, рассказать правду, подтвердить или опровергнуть его опасения.
Нередко задумываюсь, было ли это случайностью или всё же есть некая предопределенность в том, что эти дневники оказались именно в моих руках? Признаюсь, никогда не считала себя глубоким специалистом по теме репрессий, хотя как журналист писала этом и даже выпустила книгу об исследователе сталинского террора Леониде Морякове, вернувшем белорусам память о 25 тысячах репрессированных соотечественниках.
С Владимиром Ятченей, внуком автора этих дневников, мы познакомились случайно. Он написал мне в соцсетях, чтобы поблагодарить за статью, которая его тронула и которая, к слову, даже не была на тему репрессий. Так завязалась переписка, во время которой Владимир и рассказал мне о рукописях своего дедушки.
Признаюсь, изначально скептически отнеслась к его словам. Это казалось чем-то невероятным. Сложно было поверить, что такие дневники действительно существуют. Но даже если и так, то возникал вопрос об их качестве и правдивости изложенного.
Сейчас я благодарна судьбе за то, что тогда не отмахнулась от этой идеи. В моих руках оказался поистине исторический документ, а среди моих друзей стало на одного отзывчивого порядочного человека больше. Владимир Ятченя не просто доверил мне ценность, которую бережно хранил столько лет, но и сделал всё возможное, чтобы помочь докопаться до истины в архивах КГБ. Согласитесь, для человека, чей родственник когда-то служил этой системе, серьёзный шаг. Ведь никогда не знаешь, что можно там обнаружить.
Скажу, что все мои первоначальные опасения были напрасны. Три толстые сброшюрованные тетради с пожелтевшими от времени листами, не оставляли сомнения, что передо мной подлинные записи. К моей большой радости написаны они были идеальным каллиграфическим почерком — как позже выяснилось, их автор, в юности служил помощником писаря, отсюда и такая старательность в выведении букв. Но что порадовало больше всего — это слог: человек, выросший в деревне и не имевший образования, владел словом не хуже писателя или журналиста. Мне практически не пришлось редактировать стиль, а вот по содержанию кое-какие вещи я всё же посчитала нужным убрать. Какие и почему— об этом чуть позже.
Возможно, назвать дневниками эти рукописи было бы не совсем верно. Иосиф Ятченя начал писать, когда ему исполнилось уже 65 лет. Поэтому первая часть — это скорее мемуары, в которых человек вспоминает прошлое, анализирует свою жизнь, стараясь честно (по крайней мере, мне кажется, что честно) рассказать о пережитом и поведать о том, что не мог раскрыть при жизни. Но поскольку сам он называл свои записи дневниками, то, думаю, не будет большого греха, если и мы их так станем звать.
Судьба этого человека поистине удивительна. Ровесник века, успевший побывать и в царской, и в Красной Армии, видевший своими глазами революцию, волею судьбы ставший резидентом спецслужб, чекистом, а после оказавшийся «врагом народа», он не просто описывает, что с ним происходило, но и пытается анализировать, почему так вышло, пробует искать ответ на вопрос, правильно ли он поступил и что сделал не так?
Иосиф Ятченя подробно рассказывает о том, что ему пришлось пережить в «американке», о пытках и методах НКВД, о людях — жертвах и палачах, — с которыми его свела судьба. При этом, надо отдать ему должное, он не пытается подменять правду, какой бы неприятной она ни была. Например, рассказывая о своём пребывании в партизанском отряде во время немецкой оккупации, он, вопреки идеологическим установкам, пишет о том, что виде. Пьянство, воровство, беспредел.
Пытался ли он обелить себя и всю ли правду сказал? Об этом мы можем только догадываться. Есть вопросы, которые у меня остались после прочтения и на которые я потом искала ответы в архивах КГБ. Что мне удалось обнаружить, наверное, будет правильнее рассказать после того, как вы прочтёте эти записи и сделаете свои выводы. Отмечу только, что дело Иосифа Ятчени есть в архиве КГБ, а вехи его биографии действительно подтверждены.
Со своей стороны я попыталась также восстановить по документам те события, о которых пишет Иосиф Ятченя, найти в архивах людей, с которыми ему довелось пересечься по службе и во время заключения в «американке». Это была нелёгкая задача, учитывая уровень секретности, который установили наши спецслужбы в отношении данной темы. И тем не менее кое-какие «скелеты» мне удалось вытянуть на поверхность. Возможно, этот дневник прольёт свет на ряд событий, которые происходили на территории Беларуси, поможет некоторым людям узнать правду о судьбе их родственников и даст ответ на главный вопрос: как сделать, чтобы такое больше никогда не повторилось.
У меня нелёгкая задача. С одной стороны, я словно оказываюсь адвокатом человека, который был винтиком той репрессивной машины, в которую позже, в 1937 году, угодил сам. Ведь именно его правду я транслирую, давая возможность объясниться, но, с другой стороны, согласитесь, было бы неправильно утаить эти записи, даже если кому-то они покажутся недостаточно искренними. Лично у меня нет повода не доверять тому, что написано, как и повода доверять — тоже нет. Но попробовать понять, разобраться и хотя бы приблизиться к правде, считаю, мы просто обязаны.
Анастасия Зеленкова
ФРАГМЕНТ ИЗ КНИГИ Паглядзець
НА ДОПРОСЕ
И вот 2 января я был на первом допросе. Допрашивал меня следователь Климович по прозвищу Дубинка. Это был огромного роста мужчина, лет тридцати, сутулый. Лицо и глаза красные, как уалкоголика, губы тонкие, сильно прижаты к челюсти, зубы большие, неаккуратно расположенные, голос писклявый и до невероятности отталкивающий и смешной. Его ограниченность и пошлость бросалась в глаза с первого взгляда, о чём свидетельствовали и покатый узкий лоб, и потупленные маленькие глаза, в которых светилась что-то хитрое, но как бы недоконченное, недодуманное. Вся его фигура была хищная.
Сам же Климович считал себя рассудительным следователем, одним из тех, кто никогда не скажет глупости. Однако при всяком его слове веяло унынием. Как оперативный сотрудник контрразведки Климович оказался до наивности политически близорук. Он был убеждён, что Лондон стоит на Волге и что есть в мире народ, называемый коммунистами, который исключительно занят выделкой сталинских идей. Каждый раз, когда он пищал на меня на допросе, было смешно и тошно — до чего же отвратительный экземпляр создала природа!
Допрашивая, Климович зверски избивал свою жертву, калечил, заставлял садиться на специально приспособленный табурет с торчащими из него гвоздями, жёг папиросой зубы, сажал задним проходом на кол, морил голодом без воды и сна.
Сверив мою фамилию с данными арестантской анкеты, Климович-Дубинка сходу заявил:
— Садись за мой стол и пиши показания, когда и кем завербован в польскую разведку? И указывай агентов, которыми руководил.
— На глупые вопросы, которые ничем не обоснованы, не отвечаю, — отреагировал я.
Он подошёл ко мне близко и прошипел:
— Умеешь кусаться? Так и я мастер в этом деле.
В его руке был увесистый дручок:
— Как тебе нравится эта тросточка? Хороши у неё зубки? Острые? Глубоко покусывают, а?
При каждом вопросе он стакой силой колотил меня, что я, сжав зубы, корчился от боли и злобы. Таким образом я удостоился первого посвящения во враги народа.
Не было, кажется, такого человека, который бы настолько любил свою профессию, как Климович. Бить арестованных доставляло ему истинное наслаждение. Уверен, что особенно сильным искушением была моя личность. Ещё бы! А вдруг я сознаюсь, что резидент польской разведки? Это бы сразу дало Дубинке повышение по службе и иные почести.
— В этой камере, где ты сейчас, плавится сталь, а ты всего-навсего человек, — предупредил Климович.
— Я — бывший сотрудник службы госбезопасности, а вы теперешний, — ответил я. — Поэтому скажу так: сталь плавят в огнеупорной печи, которая сделана из огнеупорного кирпича, а этот кирпич сейчас стоит перед вами. За меня вы и благодарности не получите. Вас просто погонят из органов за ненадобностью.
Он набросился на меня. Я оказал сопротивление и, сцепившись, мы стали друг друга волтузить. Повалили стоящий шкаф. Тут набежали из соседней комнаты сотрудники. Они растянули нас. Меня же искромсали до потери сознания.
Пришёл в себя в тюремной больнице. Но там долго не держат, там тоже садисты, только с медицинским красным крестом.
После больницы — опять к Дубинке на допрос и опять то же самое:
— Сознайся, что являешься резидентом польской разведки!
— Слушайте, Климович, я такой же резидент польской разведки, как вы президент Польской Республики. Всё это досужий вымысел «умных» голов вашего отдела.
И вот я оказался в «конвейере». В течение пяти суток не разрешали присесть, не давали пить, есть, спать. Переминаясь с одной ноги на другую, наконец, я не устоял и упал в обморок. Климович и ещё один подлец подняли, посадили за стол, дали глоток воды и ручку с пером, указывая место, где подписать протокол.
«Конвейер» — излюбленный метод сотрудников НКВД в отношении задержанных. В течение нескольких суток без еды и воды подследственных заставляли стоять в солдатской стойке. В это время следователи, сменяя друг друга, вели допрос. На «конвейере» у людей опухали руки и ноги, они не могли ходить, из-за отсутствия сна наступали галлюцинации.
Прихожу в некоторое сознание, а мысль работает: подписать — значит, смерть. А жить чертовски хочется. Дрожащими руками хватаю протокол и со всей силы рву его.
Что было со мной потом, не знаю. Очнулся снова в тюремной больнице.
Через десять дней — опять у Дубинки. На этот раз я отказался стоять, сел на пол и решил не отвечать ни на какие вопросы. Это вывело из себя Климовича, и он стал пинать сапогом под бока. Потом взял меня за шиворот и хотел поднять на ноги. Я вцепился в него, и пошла потасовка. Набежали другие изверги, отлупили как следует и поволокли в карцер…
(конец фрагмента)
ОГЛАВЛЕНИЕ Паглядзець
От редактора
Слово внука
Дневник
1. Юность
Первые шаги
Смерть матери
Побег из дома
Задержание
На службе в царской армии
Болезнь
Несбывшиеся планы
В Яраславле
Революция
Воссоединение семьи
Солдат новой революционной армии
2. Молодость
Первая любовь
Отъзд в Минск
В Минске
Новая любовь
Резидент
Коллективизация
3. НКВД
На службе в ГПУ
Чекистские будни
Ловушка для ксендза
Увольнение из органов
Снова резидент
4. «Американка»
Арест
В камере
На допросе
Карцер
Затишье
Освобождение
Возвращение
Новая жизнь
5. Война
Отъезд из Березино
Бухгалтер при немцах
В партизанском отряде
Новая Власть
Несбывшаяся любовь
6. Воспоминания и мысли
Старость
Смерть жены
Новая спутница
Письмо Александры Сильвестровны
Ответ
Друг детства
Мысли об «американке»
Страна дураков
Буря
Советские писатели
День Победы
Коммунистическая партия
Сталинизм
Путешествие по старым тропам
Новогоднее
Брежнев. Сказ юбиляру
Эхо советских газет
Вместо послесловия
Послесловие редактора
Что не вошло в книгу
Вопросы, которые остались без ответа
Как попасть в архив КГБ
Эпизод первый. Собери, если сможешь
Эпизод второй. 15 дней для изучения одного слова
Эпизод третий. Главный секрет кабинета за проходной
Эпизод четвёртый. Выданная «тайна»
«Дело Ятчени»: что рассказали архивы КГБ
Заключение
Дмитрий Дрозд. Ценнейший документ советской эпохи
Источники