или Занимательные приключения Шуры Переплётова в окрестностях города Витебска, правдиво сочинённые под воздействием трёх муз и одного рассказа таинственного призрака, а иногда подсмотренные с высоты птичьего полёта. — Минск : Кнігазбор, 2018. — 100 с. — (Бібліятэка Саюза беларускіх пісьменнікаў “Кнігарня пісьменніка” ; Пункт адліку).
ISBN 978-985-7207-45-9.
Сборник новелл о жизни Шуры Переплётова в Витебске. Автор переплетает исторические факты с городскими мифами и литературными цитатами. Суеверия шляхты, войны, подпольный рок-н-ролл и поездки на летающем трамвае превращаются в новые легенды о городе на берегу Западной Двины.
ЗМЕСТ Паглядзець
Содержание
Дивный новый мир
Из протокола педагогического совета Александровской мужской гимназии от 15 апреля 1905 года
Муза Аполлона
Веснушки
Sola fide
Золотое время
Патриоты
Злоба дней
Поэты, бандиты и амуры
Лазарь
Шёлковый пыж, или Артикул для молодых и неопытных солдат о порядке закладывания заряда в мушкет, ручную мортиру и орудие шести фунтов
Никто не уйдёт обиженным
Ноябрьский вальс
Мы никогда не станем старше
Ergo sum
ФРАГМЭНТ З КНІГІ Паглядзець
Дивный новый мир
По зелёной траве ходили женщины и кони. Шерстяные, пыльные, румяные, белозубые. Над ними плескалась в лазурных кудряшках волн пышногрудая русалка с медным хвостом. Бесстыдное суеверие нежилось под потолком дощатого балагана и потрясалo умы гимназистов в серых шинелях и тёмно-синих фуражках с согнутыми в дугу орлами.
— Георгий, как вы думаете, догонит ли она «Наутилус»? — сурово сдвинул брови мужчина одиннадцати лет с величественным ранцем из пегой коровьей шкуры.
— Глупый бледнолицый! Чтобы скво победила вождя глубин? Ни в жисть, — отозвался господин с выпачканной чернилами щекой.
Вокруг скрипела, кудахтала, мычала и хлюпала весенней грязью Ковальская площадь. Шарманщик перемалывал косточки «Прекрасной Катарины», перебивая визгливое шипение цадиков, готовых вцепиться друг другу в седые бороды. Молоты в кузнях звонко откликались на верещание свистка городового и вечную, как грех, молитву рынка: «Па-а-акупайте
пиражки». И взмывало всё это земное счастье и вся тоска к синему мартовскому небу, чтобы златокудрые ангелы, обратив от испуга взор вниз, столкнулись со щербатой чернотой рта безногого героя сражения при Ляояне, брызгами слюны и шрапнелью слов:
Куропаткин-генерал
Всё иконы собирал
И приехал на Байкал,
Словно церковь обокрал!
Гимназисты поглазели на ветерана с рыже-чёрной лентой в петлице мундира и нырнули в какофонию сырых овчин, нафталина, дешёвых папирос и железно-солёного запаха крови. Где-то впереди цвела кофейно-шоколадными ароматами кондитерская пана Эрдели, а в карманах звенело по два гривенника — на феерию из ванильного мороженого с цукатами и взбитыми сливками а-ля «Эфир-Амур».
Ущелья из лавок и навесов сменились царством лоточников и старьёвщиков. Восточные рынки из сказок Шахерезады не видели таких богатств. Под надзором плохо выбритых подбородков и патриархальных бород, на фоне засаленных жилетов с фальшивыми цепочками часов колыхались павлиньи перья, скалились черепа и молчаливо собирала пыль одинокая расшитая золотом туфелька. Как зачарованные спутники Одиссея, брели гимназисты по лабиринту из глобусов, чучел, шкатулок, старых кастрюль, мундиров без пуговиц, резных игрушек и овальных медальонов, скрывавших чью-то любовь наполеоновских времён. Как тут не дотронуться до тёплой рукояти пистоли с латунной накладкой «1831» и не провести ладонью по бронзовому боку корабельного компаса?
— Сашк, глянь. Точь-в-точь как на мостике у капитана Немо, — пихнул товарища локтём гимназист с синей кляксой на лице.
— Что вы себе позволяете, сударь Секержицкий? Я заставлю вас смыть оскорбление кровью. Выбирайте время и место, — резко бросил его товарищ, подняв глаза от старинной карты.
— Здесь и сейчас, господин Переплётов, — ответил Георгий, — за вами выбор оружия, мон шер.
— Табакерка, — выдохнул Саша.
— Что табакерка?
На покрытых дерюгой досках рядом с колодой карт и трёхрогим подсвечником валялась металлическая коробочка с гравировкой.
— Змея, крест и сабля, как на кольце.
— О, я понял! Изволите изображать горячку? Струсили? — цокнул Георгий.
— Смотри, олух, — ткнул пальцем в сторону прилавка Саша, — у моей бабушки перстень с таким же гербом. В детстве показывала, говорила, что от деда.
— Того деда, что с моим дедом?
— Угу.
Саша дотронулся до коробочки, провёл пальцем по чернёному рисунку и попробовал открыть. Табакерка не поддавалась. Как джин из лампы, выскочил мужичок с хлебными крошками в бороде, в рубахе в горошек и сапогах гармошкой.
— Не мучайся, панич. Заперта и пуста. И на что запирать пустоту? Сущая ж безделица. Вестимо, для табака-с. Ключа нет, но из антиков. З хербам. За пять гривенников. Себе в ущерб, — отбарабанил, посматривая по сторонам, купец.
Гимназисты переглянулись. В глазах плясали чёртики, скакали мушкетёры, солдаты в колониальных шлемах подбирались к индийским храмам, одноногий пират стучал в дверь и старина Люк Мореход вёл на врага «Столетнего сокола». Все знают, что таинственные манускрипты и карты находят под фальшивым дном табакерок, купленных на рынке провинциального городка Северо-Западного края. Мир таким сотворён кем-то мудрым и справедливым, аминь.
— Я отдам, Егорка. Клянусь.
— Сударь, только карточный долг свят, — заявил безусый господин Секержицкий и полез в карман за монетами.
Разбрызгивая тесто оттепели по морщинистой мостовой Ветряной улицы, заломив на бок шапки с белым кантом и насвистывая марш преображенцев, спешили друзья к дому Саши Переплётова.
— Ловко у вас получилось сбить цену, сударь.
— Я с тобой, мой бледнолицый друг, — сурово прогудел Георгий и улыбнулся. — Ух и заюлил он, окунем по сковородке запрыгал, как услыхал про свистуна с селёдкой*.
По чёрной лестнице гимназисты прокрались на чердак, где Саша Переплётов год назад обустроил вигвам из старого одеяла, попоны и простыни. Он затащил наверх сундук с книгами, перочинным ножом, цветными стекляшками, шкуркой зайца, коллекцией марок, увеличительным стеклом и порохом в вощёной бумаге. На набитом сеном мешке у слухового окна он любил читать запрещённого Сенкевича и жевать горькое дерево курительной трубки.
Орудуя ножом, Саша поддел крышку и с лёгким щелчком вырвал язычок замка из петли. Вдохновлённые пустотой и толстыми стенками, друзья приступили к поиску потайных кнопок, смазанных ядом кураре игл и зарядов с «греческим огнём». Простучав дно, Георгий заявил, что там точно чтото есть. Через час, разобрав замок и поломав лезвие ножа, они нашли механизм, который двигал стенки табакерки. Чуть не отхватив половину мизинца, Саша осколком клинка провернул шестерёнки. Дно табакерки открылось.
В тайнике лежал сложенный вчетверо лист бумаги, истлевшая верёвка и кругляш сургуча с печатью: змей обвивает сломанную саблю на фоне креста.
Саша осторожно развернул загадочное послание и прочитал: «В лето 1772 года от Рождества Христова пробирался я в Краков…»
* Свистун с селёдкой — жандарм, полицейский, городовой.
(канец фрагмэнту)
